Мастер прикладного искусства В.Космин

Еще в XVI веке купцы с Волги и Камы облюбовали это место в верховьях реки Печоры под пристань, на которой организовали торговлю пушниной. Свое восхищение красотой здешних мест первопроходцы выразили энергичным татарским словом «якши», что означает «хорошо». В последние десятилетия Якша стала поселком лесозаготовителей. Но коренные жители не утратили старинных навыков рыболовства и охоты на пушного зверя. Во все стороны от поселка в глубь тайги расходятся охотничьи путики — так у коми называется тропа в таежные угодья, на которой стоят избушки промысловиков. Многим путикам добрая сотня лет. Принадлежат они обычно семье, передаются по наследству от отца к сыну. И каждый стремится вести здесь охоту, рыбалку, собирательство так, чтобы даров природы хватило следующему поколению.

Но память о древней истории Якши сохранена не только в этих охотничьих тропах, но и в изделиях местных мастеров Косминых.

Космины в Якше — мест­ная достопримечатель­ность. И отец, и сын (оба Василии) отмен­ные мастера. И каждый из них с подковыркой.

Василий Космин- младший недавно едва не разорил местных му- жиков-охотников. Из корня вывороченного ветром здо­ровенного кедра вырезал глухаря. Да как-то вечером незаметно при­ладил его на березу, прямо за око­лицей. Утром косминский сосед отправился, как водится, на рабо­ту, затемно. И вдруг на рысях бе­жит домой за ружьем: невиданное дело, дичь сама под выстрел прет. Подкрался к глухарю на близкое расстояние и давай палить. Лишь с пятого или шестого выстрела по­нял — что-то тут не то. А что «не то», обнаружил на березе, хотя «глухарь» даже вблизи оказался неотличим от настоящего.

С тех пор этот глухарь, как при­видение, много раз являлся як- шинским охотникам в разных мес­тах. Особенно легко покупаются на него заезжие стрелки. Деревянную птицу они уже так нашпиговали свинцом, что от тяжести она почти не вздрагивает при попадании оче­редной порции дроби. «Вот так мы цветной металл заготавливаем, — похохатывает мастер над незадач­ливыми охотниками. — Переплав­лю птицу и на всю осень себя дро­бью обеспечу!»

Отец Космина-младшего, Васи­лий Гордеевич, в молодости учил­ся на кузнеца. Правда, потом жизнь сложилась так, что кузнеч­ным делом заниматься не приходи­лось. Василий Гордеевич рубил лес на Печоре, работал мастером, тех­норуком. А одно время даже руко­водил крупным леспромхозом в поселке Дутово.

Но самый чудесный период жизни Космин-старший провел, как сам признается, возглавляя в Якше лесной мастерский участок по сбору живицы. Подсочники, как называют сборщиков живицы на профессиональном языке, — насто­ящие лесные люди. Месяцами они не выходят из тайги. Чего только не насмотрелся мастер за эти годы. Обошел пешком и правый, и левый берега Печоры.

В 1982 году Василий Космин вышел на пенсию. Вот тут-то, ко­гда появилось свободное время, вспомнил былую профессию: сма­стерил горн, из обломка рельса сварганил наковаленку. И оказа­лось, что умение никуда не ушло.

— Я сейчас из металла могу слепить такую фигуру, какая у хорошей бабы из теста не получит­ся, — уверяет он. Но на одном ме­талле Василий Гордеевич не заци­кливается: работает он и с капом, и с лосиными рогами, и с камусом.

Фирменное изделие Василия Гордеевича — вешалки из лосиных рогов. Тут в один узел сплетается мастерство всей семьи Косминых. Эскизы для деревянной основы в виде лосиной морды или лика ка­кого-нибудь местного лешего ри­сует Василий-младший. Мужики рассказывают, что при таком та- лантище прямая была ему дорога в живописцы: «Из города приезжали преподаватели, без экзамена свата­ли в училище!» Но учиться в город Василий так и не попал.

Для большого искусства его та­лант оказался потерянным. А в Як­ше он и по сей день — самый глав­ный художник. Оградки на мест­ном кладбище, которые сварил Ко­смин, по уверению местных жите­лей, могли бы украшать решетки Зимнего дворца.

Лик, изображенный Василием на бумаге, отец воспроизводит в дереве. Венчают деревянный образ развесистые лосиные рога. Но это еще не все: к лобной кости, соеди­няющей два рога, Косьмин-стар- ший приделывает лампочку в не­приметном абажуре.

— Придешь с работы усталый, кнопочку нажмешь, ночник засве­тится, лось оживет. Ха-ра-шо, — откровенно нахваливает свою ра­боту Василий Гордеевич.

И все же не многочисленные художественные поделки принес­ли подлинную славу мастеру. Ук­рашения чаще всего увозит заез­жий люд. Якшинским украшения ни к чему. Зато большинство мест­ных охотников не отправляются в лес без ножа, выкованного Васили­ем Гордеевичем. Ножи — его охот­ничья страсть.

— Нож — самое законченное изделие. Ну что еще с ним сравнит­ся? — рассуждает Космин-старший. — Как ни крути, а это один из первых инструментов человека. И за десятки тысяч лет форма его до­ведена до совершенства: ни приба­вить, ни убавить. Так что мне вы­думывать ничего не приходится.

Охотничьими ножами нынче кого-либо удивить трудно: в спе­циализированных магазинах мож­но найти изделие на любой вкус: зазубренные, словно гарпуны, кри­вые, трехгранные. Космин скепти­чески относится к ножам, несущим в клинке, рукоятке или ножнах ка­кие-либо излишества. Его изделия строги и на первый взгляд очень просты. Вот нож рыбака, узкий, длинный и хищный, словно тело гольца — обитателя студеных уральских рек. Его точные пропор­ции Гордеич скопировал с тради­ционных ножей коми рыбаков. Особенность ножа не только в лез­вии, но и в массивной деревянной ручке из березового капа. Если та­кой нож уронить в воду, он не уто­нет — будет стоять в воде, как поплавок.

Особенность эта родилась от не­обычного для других мест способа разделывать улов. Истинные коми рыбаки не употребляют снулую рыбу. Годная в пищу рыба — чери — лишь та, которую сразу же после поимки закалывают ударом длин­ного ножа в сердце. Рыбак разде­лывает, или, по-местному, шкерит, рыбину, не выходя из лодки, ис­пользуя в качестве разделочной доски лопасть весла. Отходы смы­ваются за борт — на питание дру­гой рыбе. Руки при разделке стано­вятся скользкими от крови и жира. Нож может выскользнуть в воду в любой момент, поэтому нужно, чтобы он плавал.

В арсенале Василия Гордеевича есть ножи, напоминающие своими формами короткие мансийские клинки, татарские пшаки, изящ­ные охотничьи ножи лесных хан­тов, которыми можно с одинако­вым успехом освежевать тушу ог­ромного лося и, не повредив меха, снять шкурку драгоценного собо­ля. Но излюбленной у мастера ос­тается форма русского охотничье­го ножа, простого, надежного, не требующего постоянной заточки. К традиционным особенностям древнего клинка мастер добавил лишь одну деталь — острие тыль­ной стороны лезвия у косминских ножей заточено под определенным углом. Им без усилий можно от­крывать консервные банки и не ту­пить при этом наведенное на брит­ву рабочее лезвие.

В мастерской Василий Горде­евич любовно хранит огромный фолиант «Ножи мира». Но формы своих изделий мастер черпает, скорее всего, не из книги. Якша бо­лее четырех веков была для охот­ников и торговцев пушниной уральским Вавилоном, хоть и кро­хотным. За соболем, куницей, бел­кой, ондатрой приходили в эти ме­ста ханты и манси из Сибири, рус­ские и татары с Камы и Волги, ко­ми с Вычегды и Печоры. После се­бя они оставили не только охотни­чьи традиции, что живут сегодня почти в каждой якшинской избе, но и многочисленные изделия. До­ма у Космина хранятся изделия, повествующие о древнем охот­ничьем промысле Приуралья. Есть, например, изящная медная пороховница, из которой заряжа­ли пищали, пожалуй, еще во вре­мена взятия Казани. Немало видел мастер за свою жизнь древних про­мысловых ножей. С забытых форм и лепит кузнец Космин свои про­изведения, украшая лезвие осо­бым клеймом, а деревянные нож­ны — традиционным узором из оленьего камуса.

Расходятся эти произведения далеко за пределы Якши — знатоки охотничьего дела с первого взгляда понимают, с чем они имеют дело. Этим летом сразу три клинка увез из лесной избушки Василия Кос­мина японец, эксперт ЮНЕСКО, приезжавший в Приуралье с ин­спекционной проверкой. Европей­скую часть Приполярного Урала ЮНЕСКО еще пять лет назад объ­явило Всемирным наследием. Наследнику самураев, изучавшему положение дел на подведомствен­ной территории, так понравилось искусство местного кузнеца, что он буквально выцыганил ножи у Ва­силия Гордеевича, хоть тот честно предупредил инспектора:

— Отберут ведь на таможне! Не слыхал разве, как у Джексона коржаковскую саблю отобрали?

Бывший руководитель Печор- леса Михаил Шаров приобрел ко­гда-то изделие Василия Гордееви­ча для подарка. Может, это и не так, но доподлинно известно мас­теру, что его ножами свежуют ди­чину многие именитые волчатни­ки, лосятники, медвежатники в Коми. При этом большинство даже не подозревают, кто и где изготовил им нож.

Дядя Вася не любит шума во­круг своего имени. «Я как изгото­витель холодного оружия под статьей хожу», — поясняет он, пе­редавая в чужие руки очередное изделие. Впрочем, на каждом клинке Гордеич обязательно выда­вливает порядковый номер и берет с человека слово, что охотничий нож будет зарегистрирован как по­ложено.

Особых богатств косминские ножи своему хозяину не приносят.

— У меня с бабкой договор, — докладывает он мне финансовую диспозицию. — Живем мы с ней строго на пенсию. А все, что мас­терская приносит, на нее же и тра­чу. Да и времени особо нет, чтобы заниматься этим по-серьезному.

Откуда оно возьмется, если с первым весенним теплом Василий Гордеевич уезжает жить на свою лесную «дачу» — избушку в таеж­ной глухомани. В Якше в это время появляется он в редкие дни: взять муки, других припасов. Остальное время проводит в лесу, на реке. С толком или нет — судите сами. В минувшее сухое лето только на продажу Василий Гордеевич насу­шил в самодельной сушилке без малого три центнера грибов. В лес­ных скитаниях самый верный то­варищ — нож, а он певучей стали и малинового закала, ни разу не под­водил хозяина. Правда, был слу­чай, когда, сцепившись с хозяином тайги, Космин-старший не успел им воспользоваться. Мишка здоро­во помял охотника, правая рука у Василия Гордеевича с тех пор слу­шается плохо.

— Ну да молоток она еще дер­жит. И резец в ней не дрожит. Что еще мужику-то надо? — заключает мастер.